Гилгул - Страница 59

— Я — пророк, а не провидец, — угрюмо поправил старик.

— И по чему же ты прорицаешь? По снам? По чаше? По стрелам? По внутренностям животных, по полету птиц, по движению звезд? Или, может, как и большинство иегудеев, пользуешься бат-колем‹$FНа Древнем Востоке существовало много различных способов гадания. ‹M›Бат-колем (Дочь Голоса) — особое гадание иудеев. Заключалось в толковании случайных звуков и эха.›?

— Ты хорошо разбираешься в прорицательстве, Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина.

— Я любопытна, и мне нравится узнавать новое, — ответила женщина, не переставая улыбаться.

— Тогда, может быть, ты заглядывала и в свое будущее? — раздраженно спросил старик, придвигаясь ближе. — Или твоему любопытству все-таки есть предел?

— Я не заглядываю во владения Господа, — она мягко пожала красивыми плечами.

— А вот я заглядываю. — Старик сдернул увясло и его белые волосы рассыпались по плечам. На их фоне подслеповатые глаза смотрелись особенно ярко. Их голубизна могла сравниться разве что с лазуритом. — И для этого мне не требуется ничего из того, о чем ты говорила. Вирсавия перестала улыбаться. Вид старика, его голос, выражение его глаз встревожили женщину. Заставили насторожиться. Чтобы совладать с растерянностью, она прошла к окну. И звон колокольцев отмечал каждый ее шаг.

— Что так напугало тебя, Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии Хеттеянина? — громко, чуть дрожащим голосом спросил Нафан. — Или тебе не интересно твое будущее? Женщина обернулась. Теперь и ее лицо стало серьезно.

— Разве мое будущее настолько страшно и тайно, что о нем нельзя говорить при служанке? — спросила она. — Видишь ли ты что-то, чего мне следует бояться?

— В твоем будущем много страшных и темных дней. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить! — воскликнул старик.

— В таком случае, я не хочу знать о нем. — На лицо женщины набежала тень. — Все мы в руках Господа, и не нам толковать правильность путей его.

— Доверься Га-Шему, и твоей душе придется вечно скитаться во тьме! — каркнул старик, вытянув перед собой смуглую, сухую, как ветка мертвой смоквы, руку и указывая пальцем в центр груди женщины. Вирсавия задумалась. На лице ее уже не было той уверенности, которая присутствовала в начале разговора. Она сомневалась, и Нафан в мыслях поздравил себя с небольшой победой.

— Так что же странного и страшного увидел ты в моем будущем, пророк Нафан? — Женщина снова попыталась улыбнуться, но ничего не получилось. Тревога оказалась сильнее и проявлялась помимо ее воли. — Может быть, расскажешь мне?

— Да, — кивнул старик. — Я расскажу тебе. Но лишь то, о чем ты должна знать. Твоя жизнь закончилась. И случилось это час назад…»

* * *

Саша открыл глаза. Вопреки ожиданиям, ему не было плохо. У него ничего не болело, что в подобных случаях вполне закономерно. Когда катишься через сбившую тебя машину и приземляешься на асфальт головой вниз, на ум как-то сами собой приходят мысли о куче закрытых и открытых переломов различной степени тяжести, о смещении позвонков, о сотрясении мозга, ну и, наконец, о возможности безвременной и скорой кончины. Но когда вы открываете глаза и не без изумления выясняете, что у вас ничего не болит, становится еще хуже. Возникает подозрение, что вы если и не сошли с ума, то очень близки к этому состоянию. Так вот, Саша открыл глаза и с удивлением обнаружил, что у него-то как раз ничего и не болит. Мало того, он чувствовал себя вполне даже комфортно. «Стало быть, сошел с ума», — подумал он и счастливо, как и положено сумасшедшему, улыбнулся.

— Гляди-ка, — раздался над его головой возмущенный голос. — Он еще лыбится. Саша посмотрел вверх. На фоне грязно-голубого неба он увидел головы. Много. Десятка три. Люди стояли и смотрели на него. А он лежал и смотрел на них.

— Ну, че лупаешь-то? — спросила одна из голов, увенчанная промасленной кепкой. — Живой хоть, пенек?

— Живой, — ответил Саша. Под головой у него лежала чья-то сумка. Или пакет? Или, может быть, свернутое пальто? А книга? Где книга? Он вспомнил лужу и повернул голову. Вон он, пакет, лежит в полуметре, у заднего бампера «Волги». Саша протянул руку, схватил грязный пакет и прижал к груди, обтирая коричнево-серые капли о пальто и рубашку. А потом положил ногу на ногу, поскольку лежать так было удобнее. Промасленная кепка крякнула досадливо и мечтательно заявила:

— Эх, дать бы тебе как следует по шее. Чтобы в следующий раз смотрел, куда прешь.

— Не, не, не, — испуганно зажмурился Саша. — Не надо следующего раза. Одного достаточно.

— Где болит-то, товарищ? — сочным баском пророкотала фуражка из ГАИ. Обратиться к пострадавшему «господин» у нее, видимо, язык не поворачивался.

— Нигде, — честно ответил Саша.

— Это шок, — авторитетно заметила голова молодого паренька, наполовину скрытая копной длинных волос. — Он просто не чувствует. Я помню, однажды меня «УАЗом»…

— Сам ты, — беззлобно ответил Саша. — Говорю же, нигде не болит. Слева возник еще один голос, мелодичный, очень даже приятный:

— Явных переломов нет, но на всякий случай надо отправить на рентген. Саша повернул голову и увидел девушку. Ту самую, вчерашнюю, из метро. Вообще-то, сначала он увидел коленки. Самые потрясающие коленки из всех, которые ему приходилось видеть в жизни. Но это потому, что девушка стояла слишком близко и к тому же наклонившись. Потом он увидел волосы. Потом — глаза. Потом ощутил аромат ее духов. Тонкий, пряный с кислинкой, и аж зажмурился от удовольствия…